Телефон

Великий исследователь инноваций экономист Йозеф Шумпетер писал: «Суть устоявшихся привычек ума, их энергосберегающая функция основана на том, что они стали подсознательными, выдают результат автоматически и устойчивы к критике». Можно сказать, что интеллектуальная деятельность людей, мечтавших об улучшенном телеграфе, ограничивалась осязаемостью и реальностью этой идеи. В то же время идея телефона казалась совершенно отвлечённой и абстрактной. Ничто так не стимулирует мозги, как мешок денег. Любого, кто улучшит телеграф, ждали очевидные барыши, и это всех отвлекало — даже тех, кто был склонен обдумывать идею телефона.

Этот факт помог Александру Беллу. Он, почти один во всём мире, играл с магическими силами. 10 марта 1876 года Беллу впервые удалось передать речь на расстоянии. Пролив на себя кислоту, он закричал в телефонное устройство: «Уотсон, идите сюда, вы мне нужны!» Когда же Белл осознал, что прибор заработал, он издал ликующий вопль и пустился в пляс, а потом снова закричал в телефон: «Боже, храни королеву!»

Поначалу созданная изобретателем компания Bell игнорировала конкурентов. Торговый журнал Telephony печатал истории о фермерских телефонах в разделе «юмор». Bell могла позволить себе такое отношение, пока фермеры работали в неохваченных ею регионах, но Независимые постепенно начали угрожать власти корпорации. Согласно одному из свидетельств, представители Bell выдирали провода с телефонами, затем «в поистине средневековой манере сваливали всё это в кучу на улице и поджигали, чтобы дать урок на будущее».

Стратегия Bell остаётся поучительной для всех, кто метит в монополисты. И за национализацию Bell, и за свободную конкуренцию выступали весьма влиятельные люди. Ключевым стало заявление о всеобщем благе, сделанное главой компании: Bell собиралась сделать Америку самой развитой страной в плане коммуникаций и обеспечить телефоном каждый дом. Он видел компанию служанкой государства, а телефон — общедоступной коммунальной услугой.

Радио

Людей заставляли мечтать не только чудеса новой технологии, но ещё и открытость радиоотрасли в период её подъёма. Порог входа в радиопространство был низким. Любой клуб или институт мог в 1920-х запустить свою маленькую вещательную станцию. А теперь сравним с сегодняшней ситуацией: радио никак не назовёшь жизненно необходимым СМИ, однако получить радиолицензию трудно или вообще невозможно.

К середине 1930-х стало ясно, что цикл в сфере радио сдвинулся и этот канал преобразился. Дни свободного плавания по шкале остались в прошлом, и так было не только в США. Самый сильный пример показали, конечно, немцы, которые сразу перешли к модели централизованного радио, а в 1930-х уже сдедали радиовещание главным звеном нацистской государственной пропаганды. Йозеф Геббельс, министр пропаганды правительства Гитлера, считал радио главным инструментом для достижения народного единства.

Вторая мировая война приостановила развитие всех потребительских технологий, хотя FM и впрямь была позаимствована армией и флотом, которым изобретатель Армстронг разрешил бесплатное использование своего патента. После войны технология получила возможность коммерческого развития. Но в 1945 году Федеральная комиссия по связи ввела новые правила, якобы для поддержки FM, которые, однако, пришлись по душе AM-диапазону. Комиссия была готова терпеть FM, только пока она не представляла угрозы существующей индустрии. В 1940-м году Армстронг предсказал, что FM заменит AM через пять лет. На деле же только к 1970-м годам FM удалось нагнать предшественницу, и только в 1980-х — сравняться с AM по популярности.

Кино

В начале XX века центром американской киноиндустрии было восточное побережье, там, а не в пригороде Лос-Анджелеса, располагался патентный трест Томаса Эдисона. Это была организация из девяти компаний, которым принадлежали все права на кинопроизводство и кинопоказ в стране.

Даже простая работа с камерой без лицензии являлась нарушением патента, которым владел Трест. Но с усилением мятежных продюсеров, объединившихся со студией Paramount, промышленная война поднялась на новый уровень интенсивности. Тогда монополия начала борьбу на юридическом поле не на жизнь, а на смерть, чтобы проучить Независимых. Используя экономическую мощь и патентное право, она могла эксплуатировать государственную власть, пытаясь уничтожить нарождающегося конкурента, а вместе с ним — кинематограф нового типа.

Уильям Ходкинсон имел свои твёрдые представления об идеальном устройстве киноиндустрии. В своём кругу он был белой вороной, уроженец штата Юта, единственный среди лидеров бунта не еврей-иммигрант. Начав свой путь в качестве члена Треста, Ходкинсон пришёл к убеждению, что каждый слой киноиндустрии должен быть отдельным. Другими словами, кинопроизводители должны сосредоточиться только на производстве кино, кинотеатры — на кинопоказе, кинодистрибьютеры — на том, чтобы свести их вместе.

Иначе, заключал Ходкинсон, пострадает качество фильмов: «История показала, что за самыми успешными картинами стоят индивидуальные усилия, а не массовое производство». То, против чего выступал Ходкинсон, экономисты называют вертикальной интеграцией — аккумулирование частей индустрии, которые выполняют разные функции, с целью создания единой организации.

Чем может быть полезна киноиндустрии головная компания с тугим кошельком — понятно, но что здесь хорошего с точки зрения такой корпорации, как GE или Time Warner? Спустя какое-то время конгломераты и их разочарованные акционеры и сами начали задавать такие вопросы, что и привело в конце концов к закручиванию гаек. Но в 1970-х годах они наслаждались положением беспечных транжир.

Телевидение

История основания телеотрасли представляет собой разительный контраст по сравнению с американским мифом о героях-изобретателях. Это печальный рассказ о том, что происходит, когда Кронос поедает всех на своей тарелке. Прямые последствия для культуры оказались очень глубоки: каналом информации, на который ориентируется американское общество, завладели всего две сети. Программы были рассчитаны на массовую аудиторию — однородные по содержанию, обобщённые и приятные по форме, они полностью соответствовали установке «развлекать и продавать».

Первопроходцами кабельного телевидения стали дельцы из небольших городков, например владельцы магазинов электротехники, которые видели в кабельном телевидении источник дополнительного дохода. Встав на сторону вещательных корпораций, Комиссия по связи начала использовать свою власть, чтобы задушить отрасль. Самый агрессивный выпад произошёл в 1966-м году, когда она решила, что кабель представляет угрозу обществу, и выпустила решение о его запрете в сотне крупнейших городов США. После таких ограничений инвестиции в кабельную отрасль иссякли.

Интернет

Bell и интернет всегда были в непростых отношениях, начиная с 1960-х, когда AT&T (то же, что и Bell — Прим. H&F) отвергла идеи Пола Бэрана о пакетной передаче данных. Интернет и всемирная сеть идут вразрез с двумя важными принципами Bell: во-первых, они децентрализованы, а во-вторых, они позволяют вести бизнес, не спрашивая у оператора. То есть у того не остаётся никаких возможностей или прав требовать свою долю с доходов. Глава AT&T Эд Уитакер уже имел план: «Как, по-вашему, они [Google, MSN, Vonage и пр.] будут добираться до своих пользователей? По широкополосным каналам. Так что они в руках кабельных компаний и у нас. Они думают работать на моих линиях связи бесплатно, но я не собираюсь им это позволять».

Вопрос будущего интернета не в том, возможна ли монополия (в ряде случаев мы уже наблюдали, что это очевидно), а в том, как долго сможет продержаться сконцентрированная власть. По правде говоря, мы не стали бы так уж возражать против монополии, если бы её срок был ограничен. Господство одной компании бывает благотворным и даже великим в краткосрочной перспективе, но оказывается пагубным, вплоть до убийственного, в долгосрочной. Молодая монополия обычно связана с золотым веком технологии. Кроме того, монополии порождают невероятную прибыль, которую можно вкладывать в расширение, исследования и даже в социальные проекты: так, AT&T протянула провода по всей стране и изобрела транзистор, а Google отсканировала библиотеки.

Проблема заключается в том, что, подобно ветеранам Конгресса и африканским диктаторам, доминирующие компании редко способны красиво уйти со сцены, когда их пьеса подошла к финалу.