Введение. Либерализм часто воспринимается как правое направление политической и экономической мысли, а государственный контроль над рынками, регламентирующий и сковывающий их работу ради различных социальных целей, напротив, выглядит левой идеей. Что касается сегодняшней Италии, такие представления глубоко ошибочны.

Правые и левые смотрят на свободный рынок с подозрением по двум причинам. Первая — идеологическая: они уверены, что рынком нужно управлять подобно тому, как всадник (то есть правительство) управляет конем (то есть экономикой), потому что они считают, что это наилучший способ достичь благосостояния: «рыночный конь» слишком своенравен и непредсказуем, если не укротить его политическими средствами. С этим тезисом мы не согласны и намерены его оспорить. Но это не значит, что мы против конкретных мер, направленных на то, чтобы гарантировать функционирование рынков согласно закону и без дискриминации или фаворитизма. Органы антимонопольного контроля не управляют рынком, их цель — всего лишь позволить рынку нормально работать. Вторая (и главная!) причина, в большей степени политическая, объясняет это неприятие свободного рынка вовсе не страхом, что он будет слишком «диким», а желанием сохранить статус-кво и боязнью нарушить хрупкое равновесие лоббистских группу в ущерб интересам молодежи, потребителей и налогоплательщиков.

Часто ли вы слышали, чтобы наши политики говорили о потребителях, вместо того, чтобы разглагольствовать о той или иной лоббистской группе, заинтересованной в защите профессиональных или иных интересов? Одна из фундаментальных проблем итальянского общества состоит в том, что многие (слишком многие!) ассоциируют себя с конкретной узкой группой (преподаватель, государственный служащий, бизнесмен, пенсионер), теряя таким образом представление о нашей общей категории, то есть что мы все — потребители и налогоплательщики.

В сегодняшней Италии не существует противоречия между социальным равенством и эффективностью экономики: большая эффективность не означает меньшую степень равенства.

Общество, где не существует конкуренции, где в государственном секторе экономики, включающем в себя больше 10% всех рабочих мест, карьерные преимущества имеют служащие с большим стажем, а не те, кто лучше работает, — это общество, где будущее каждого определяется его нынешним имущественным положением: как раз такое, против которого должны были бы бороться левые, если, конечно, это настоящие левые. Озаглавив нашу книгу столь парадоксальным образом («Либерализм — это левая идея»), мы хотим сказать: сегодня в Италии тот, кто принимает близко к сердцу исторические ценности левых, то есть социальную справедливость, равные возможности, воздаяние по заслугам, а не по классовому положению, должен быть в первых рядах борцов за свободный рынок, где соблюдаются прозрачные правила игры, где политика налогообложения и перераспределения доходов эффективна, а не удовлетворяет интересы немногих привилегированных групп.

Глава 1. Смешение левого и правого

Вот уже несколько месяцев в некоторых итальянских супермаркетах и автолавках молодые фармацевты продают лекарства по цене на 20-30% ниже той, по которой они предлагаются в старых городских аптеках. И кто же тут более левый? Тот, кто за либерализацию торговли и профессиональной деятельности, или же тот, кто хочет, чтобы аптеки передавались от отца к сыну, позволяя им заламывать запредельные цены даже на такие бытовые лекарства, как аспирин?

В Университете Лечче (Саленто) технического и административного персонала больше, чем преподавателей, и это неудивительно, если вспомнить, что университетский устав предусматривает для административного персонала 20% голосов на выборах ректора. Растратив ресурсы в этой безумной политике найма персонала, прошлой зимой ректор был вынужден экономить на отоплении, причем, естественно, в учебных аудиториях, а вовсе не в административных офисах, которые отапливаются даже в выходные дни. Никого в городе, кажется, не волнует ситуация в их университете: дети богатой буржуазии Саленто учатся в Болоньи, в Милане или в Турине. В Университете Лечче остались только дети тех, кто не имеет средств отправить их учиться на Север. И кто тут более левый? Тот, кто хочет реформировать университет, или же тот, кто выбивает все новое финансирование для сохранения контрактов персонала и консервации статус-кво?

Устранение препятствий к увольнению работника снижает безработицу, а вовсе не повышает ее, в чем многие пытаются нас убедить. Фирмы более склонны нанимать новых работников, если они уверены, что не попадут в контрактную ловушку.

Либерализация — это левая идея по многим причинам. Во-первых, очевидно, что настоящая конкуренция в определенных профессиях (таких как фармацевты, нотариусы, адвокаты, таксисты) снижает цены и тарифы для малоимущих потребителей и устраняет ситуацию, когда привилегированное положение этих специалистов передается по наследству от отца к сыну. Во-вторых, либерализация рынка труда при поддержке и субсидировании безработных (одновременно с разрешением предприятиям увольнять тех, кто им не подходит) привела бы к тому, что не слишком обеспеченные молодые люди имели бы преимущество перед пожилыми и хорошо защищенными работниками, а главную роль начали бы играть реальные заслуги, а не выгода положения тех, у кого работа уже есть. Либерализация — это левая идея еще и по третьей причине: большая конкуренция снижает барьеры для входа на рынок новой рабочей силы, повышая эффективность всей системы и уменьшая ренту, оседающую в карманах монополистов. Она удешевляет энергоносители, билеты и банковские услуги.

Бедность и излишнее имущественное неравенство (особенно бедность) могут быть смягчены системой распределения и эффективной социальной защитой. Эти меры могли бы быть финансово обеспечены налоговой ставкой — прогрессивной, да! но эффективной, — которая не мешала бы работать, производить блага и инвестировать. Потому что если нет экономического роста, бедность невозможно сократить.

Глава 2. Меритократия — это левая идея

Меритократия (букв, «власть по заслугам», от лат. meritum — заслуга и греч. crateo — властвую) — теория, согласно которой власть должна осуществляться людьми, отличающимися своими достижениями, способностями и профессиональной компетентностью, а не социальным происхождением или приписываемым статусом.

Переложив финансирование университетов с налогоплательщиков на потребителей их услуг (студентов и их семьи), мы получим весьма положительные результаты. И если этот процесс будет сочетаться с выделением стипендий для наименее обеспеченных учащихся — устроенных таким образом, чтобы стимулировать своевременное окончание учебного курса, — то такая реформа не нанесет ущерба наиболее бедным студентам.

Итальянские левые (а на самом деле и правые тоже), как кажется, убеждены, что право на образование обеспечено налогами, которые граждане платят государству. Это не так. В университеты идут в основном богатые и средний класс, которые могли бы платить за курс обучения и больше, и при этом налоговое бремя было бы уменьшено, учитывая, что больше бы платили потребители образовательных услуг и меньше — налогоплательщики!

Конечно, меритократия влечет за собой определенный риск, но нежелание рисковать всегда ведет к стагнации и упадку!

Во Франции нет проблемы воспроизводства правящего сословия, оно образуется из наиболее проявивших себя, а не из принадлежащих к определенному классу.

Вызывает только грустную улыбку время от времени поднимающаяся в печати волна тревоги по поводу утечки наших лучших мозгов за рубеж. А что еще остается делать талантливым молодым людям в стране, которая губит всякие амбиции, вознаграждая старость, а не успехи?

В восьмидесятых годах Маргарет Тэтчер буквально взорвала университеты Великобритании, поставив преподавателей старше 55 лет перед выбором: либо они получают некоторые умеренные денежные бонусы и уходят со своего поста, либо остаются, но тогда качество их исследовательской и преподавательской работы будет проверять внешняя, неуниверситетская комиссия, и от ее вердикта будет зависеть государственное финансирование их университета. Большинство из них ушли — в частности потому, что не смогли вынести того, что их более молодые коллеги, глядя на них, все чаще смущенно отводят глаза. Тогда все (а итальянские левые — в первую очередь, включая ту их реформаторскую часть, что сегодня пересмотрела свои взгляды) кричали о том, что Тэтчер уничтожает английскую высшую школу. На самом же деле, используя освободившиеся средства, университеты наняли более молодых преподавателей и смогли платить больше тем, кто в ином случае просто уехал бы в США. Это было началом возрождения английских университетов, которые сейчас лучшие в Европе и на равных конкурируют с американскими.

Глава 3. Либерализация рынка — это левая идея

Либерализация рынка товаров и услуг означает сокращение доходов тех, кто относится к определенным привилегированным группам (нотариусы, фармацевты, но также и служащие компаний-монополистов (ENEL8, ENI, Telecom, Alitalia)) и перераспределение их в пользу потребителей. Кто от этого выигрывает? Очевидно, те семьи, которые тратят значительную часть своего бюджета на товары и услуги, подлежащие либерализации.

Либерализация в различных областях должна стать знаменем левого движения, потому что она выгодна в основном наиболее бедным потребителям. Требуется известная смелость для того, чтобы разъяснять избирателям, что любые протекционистские меры в отношении производителей оборачиваются потерями для потребителей. Долгие годы левые были неким мифическим чудовищем: Союзом производителей. Миф, берущий свои истоки в марксистском взгляде на труд (в самом широком смысле этого слова): марксисты сосредотачивались на производстве, цели же его, то есть благо потребителей, были по большей части неважны. В этом марксистском мировоззрении место личности в обществе определяется ее отношением к средствам производства, то есть к предложению, а не к спросу. Вот почему итальянские левые с таким трудом воспринимают потребителей как категорию, которой тоже стоит уделять внимание.

Союз производителей был результатом соглашения между профсоюзами, желающими защитить своих членов, привилегированных инсайдеров, в ущерб аутсайдерам (в основном молодым), и работодателями, которые, чтобы иметь возможность платить такие зарплаты, должны были получить защиту от международной конкуренции. Потребители никогда не приглашались к столу, за которым заключались эти соглашения.

Еще одно широко распространенное убеждение, что конкуренция вредит трудящимся. Это неверно хотя бы потому, что выйдя за ворота предприятия, все они становятся потребителями. И если свести на нет все ренты,[1] то они действительно потеряют некоторую часть зарплаты на своем рабочем месте, но как потребители станут платить меньше за все приобретаемые товары и услуги. Баланс здесь окажется положительным.

Либерализация различных областей экономики оказывает не только те прямые положительные эффекты, о которых мы говорили, есть у нее и косвенные, но важные выгоды. Во-первых, она совершенно необходима для экономического роста, так как является краеугольным камнем инноваций. Кроме того в развитой экономике она способствует перемещению средств производства из индустриального сектора в сферу услуг, а такая трансформация весьма важна для того, чтобы избежать снижения зарплат в промышленности из-за конкуренции со странами с дешевой рабочей силой.

Экономическая наука далеко продвинулась в определении необходимых для роста факторов: эффективные школы и университеты, судебная система (особенно в области гражданского права), способная быстро разрешать споры, прозрачные и стабильные правила игры (антимонопольное законодательство, правительственные концессии) и, прежде всего, конкуренция.

Термин индустриальная экономика, ранее обозначавший наиболее прогрессивные капиталистические системы, сегодня уже анахронизм. Краеугольным камнем передовых экономик теперь служат услуги: финансы, образование, коммуникации, исследования и инновации, туризм. Почти половина разницы в росте между США и Еврозоной — следствие более быстрого развития финансового и банковского сектора в США.

Экономика, основанная на услугах, несомненно, имеет множество преимуществ. Но есть у нее и свои недостатки. Главное преимущество состоит в том, что сокращается поле, в котором приходится конкурировать с Китаем и Индией, как потому, что услуги — куда менее импортируемый товар, так и по причине того, что в этой области требуется гораздо более квалифицированная рабочая сила, чем та, которой пока что располагают эти страны.

Переход к экономике нового типа, экономике услуг, — предприятие непростое, потому что она делает устаревшими и ненужными некоторые категории профессионалов: к примеру, пожилых работников, столкнувшихся с исчезновением своей профессии, так называемых «синих воротничков», возрастом свыше 50 лет, которые всю жизнь посвятили некоторой специальности, ныне радикально изменившей лицо или вообще исчезающей. К сожалению, во многих случаях не стоит тешить себя надеждой, что такие люди легко смогут переквалифицироваться, скажем, в техников по обслуживанию компьютерного оборудования. Тем не менее сохранять их рабочие места — неправильное решение: лучше уж оказать им персональную денежную помощь, чем поддерживать жизнь в неконкурентноспособных предприятиях, а то и целых отраслях промышленности.

Социальное неравенство нельзя уничтожить, подавив конкуренцию и помешав рынку самому установить уровень оплат: это всего лишь способ убить экономический рост. Правильные инструменты для корректировки распределения доходов — налоги и система социального обеспечения, причем главный враг — не неравенство само по себе, а бедность.

Глава 4. Реформа рынка труда — это левая идея

Один из мифов, наименее соответствующих действительности и вместе с тем наиболее укорененных в массовом сознании (как в Италии, так и в большинстве стран Европы) — это то, что стоять на страже интересов бедных (то есть быть левым) означает бороться с увольнениями и защищать рабочие места, мешая работодателям проводить в жизнь стратегии, обеспечивающие наибольшую прибыль. На самом деле все не так. Когда рынок труда либерализуется, уровень безработицы снижается, а не растет.

Именно потому, что уровень безработицы низок и безработные не остаются таковыми долго, пособия по безработице не слишком тягостны для налогоплательщиков. Они уж точно менее затратны, чем субсидии, поддерживающие на плаву неэффективные фирмы, чтобы сохранить рабочие места часто в бесперспективных, не имеющих будущего отраслях.

Наша система очень далека от критериев эффективности и справедливости, поскольку она базируется на ложном основании: в то время как для датчан (как и для англичан или для ирландцев) объект внимания — работник, для нас — рабочие места. Косность итальянской системы мало того что выгодна тем, кто уже имеет работу, в ущерб тем, кто ее не имеет, она еще и не стимулирует эффективность ни в частном секторе, ни в государственном.

Вместо того, чтобы позволить рухнуть фирме, у которой не получается оставаться на рынке, в Италии ее «спасают», и ее спасением занимается главным образом правительство, как это давно происходит с Alitalia. «Спасение» — это вообще волшебное слово и для управляющих компанией, и для ее собственников, и для профсоюзов, защищающих существующие непродуктивные рабочие места в ущерб продуктивным, которые были бы созданы, если бы в игру позволили вступить конкуренции. «Спасение»… кажется, что оно ничего не стоит и делает всех счастливыми, а на самом деле оно дорого стоит налогоплательщикам, потребителям и всей стране в целом. Многие исследования — и экономистов, и специалистов по корпоративному управлению — показывают, что на смену старым предприятиям, пребывающим в упадке, приходят более смелые и молодые. Очень редко бывает, чтобы «спасенная» компания возродилась и отличилась инновациями.

Чтобы в Италии начался рост, надо позволить этому «плодотворному разрушению» войти на рынок и защищать работников, а не рабочие места. Это не только увеличит производительность труда, но и уменьшит привилегии пожилых сотрудников в пользу молодежи; тех фирм, которые уже на рынке, в пользу новых, стремящихся туда войти; введет награды за успех, а не ренты за положение, — в общем, это и будет реализация по-настоящему левой идеи.

Глава 5. Снижение государственных расходов — это левая идея

Единственный способ действительно решить проблемы в области социального страхования (особенно в такой стране, как Италия, где население не растет) — это перейти от системы pay as you go к системе fully funded. Итальянская система относится к первому типу, и введена была она в период интенсивного роста населения. В рамках различных перераспределительных систем работник, отчисляя деньги в качестве налога, платит пенсию тому, кто уже не работает, надеясь при этом, что молодое поколение в будущем сделает для него то же самое. Однако сегодня, при отсутствии роста населения, эта надежда становится все более призрачной. Принцип же fully funded, накопительной системы, напротив, подразумевает, что каждый трудящийся формирует из своих отчислений определенный фонд, на средства которого он сам и будет жить после выхода на пенсию.

У сегодняшнего работающего поколения есть моральный долг: не допустить разрушения пенсионной системы, иначе наши дети будут платить нам пенсии, а взамен не получат ничего. Разве это левая идея — отдавать все нынешнему поколению в ущерб грядущим?

Нашим властным структурам не хватает культуры отчетности, данные об их работе либо вообще не собираются, либо выбрасываются, без учета того, что кому-то в будущем они могут понадобиться. Через несколько лет исследования сами расцвели бы пышным цветом, не требуя ни копейки из народных денег. Так и происходит в Великобритании и ряде северных стран, где расходование государственных средств контролируется не министрами, а непосредственно гражданами, с помощью регулярно получаемой информации. После простой публикации данных об эффективности работы английских больниц (время ожидания пациентов, процент успешно излеченных и т.п.) в этой сфере здравоохранения произошли кардинальные улучшения.

И наконец, еще одно возражение, которое часто выдвигают как левые консерваторы, так и некоторые экономисты кейнсианского толка, — это что снижение госрасходов влечет за собой рецессию из-за повышения уровня безработицы, а вот увеличение трат, наоборот, приводит к большей занятости и экономическому росту. На самом деле все совсем иначе. В последние годы многие экономисты изучали эффекты, которые оказывает на экономические циклы сокращение госрасходов и налогов. Результаты этих исследований показывают, что урезание бюджетных затрат (особенно если они направлены на поддержание неэффективных предприятий, а так обычно и бывает в Италии) вместе с ослаблением налогового бремени ускоряет экономический рост и увеличивает уровень занятости, а вовсе не наоборот. бюджета.) Опыт показывает, что тот, кто снижает бюджетные траты и налоги (хотя последняя мера меньше, чем первая, влияет на дефицит бюджета), не подвергает опасности темпы экономического роста. Те страны, которые, напротив, пытались справиться с дефицитом, повышая налоги и не касаясь при этом госрасходов, испытали замедление роста ВВП.

Глава 6. Государственный капитализм — это вовсе не левая идея

Либеральное государство — не значит слабое государство. Напротив. Это государство достаточно сильное, чтобы заставить граждан уважать рыночные правила: запрет на легальные и фактические монополии, не позволяющий монополистам устраивать себе ренты за счет потребителей; прозрачность финансовых рынков, не допускающую того, чтобы меньшинство обогащалось, используя информацию, недоступную большинству.

Причина, по которой приватизация является необходимым условием для свободного рынка, в том, что государство-собственник — наихудший из регуляторов.

Государственный капитализм — это не левая идея, потому что он вредит потребителям. А еще и потому, что это система поддержки небольших, но влиятельных объединений: несколько политиков, несколько менеджеров и служащие госпредприятий. И их интересы вовсе не тождественны интересам всех остальных граждан.

Глава 7. Кое-что начинает меняться

В Европе начинаются какие-то подвижки. Победа Николя Саркози во Франции и его первые шаги (к сожалению, не все) на посту президента наводят на мысль, что кое-что меняется. Французы сделали правильный выбор между гарантированным спадом, который стал бы результатом победы социалистов с их старой и ошибочной программой, и предложениями Саркози. Предвыборная кампания Сегойен Руайяль базировалась на привычной социалистической платформе: большее равенство в распределении, увеличение минимальных зарплат, никаких изменений в трудовом законодательстве, защищающем пожилых работников в ущерб молодым. Это был несомненный путь к политическому и экономическому упадку.

В двух пунктах программа Саркози действительно новаторская. Прежде всего, новый президент выступает за реформу трудового законодательства: он за свободу найма и увольнений, обеспеченную снижением издержек на увольнения и уровня вмешательства судов, плюс правильно устроенные пособия по безработице, которые не уничтожали бы при этом стимулов к поиску новой работы. Во-вторых, его видение Европы прагматично и совершенно противоположно той перспективе унитарного европейского государства (не без привкуса антиамериканизма), что превалирует в Брюсселе: Саркози принимает идею единого рынка, укрепленного скоординированной политикой, валютного союза, и ничего кроме этого.

Мы уже не говорим о «европейском драконе» — Ирландии, твердо приверженной либеральной модели экономики. После «либеральной революции» конца 80-х относительно бедная тогда Ирландия по показателям ВВП на душу населения обогнала Италию и Великобританию, и ее экономика продолжает свое развитие. Что же касается Великобритании, лейбористы до такой степени перешли в либеральный лагерь, что консерваторы, кажется, уже потеряли свою монополию на это идеологическое поле. Конечно, Гордон Браун — это не Тони Блэр, но это разница в оттенках, в целом же они оба — убежденные либералы.